Когда гроб с телом его дорогого друга опускали в могилу, Эдвард Брэдфорд был близок к смерти. Мысли его блуждали, дыхание прерывалось, а лихорадка лишила его последних сил.
— Уинстон…
— Да, сэр, — отозвался Уин. Он не смыкал глаз всю ночь, дежуря у постели умирающего, надеялся на чудо и горячо молился. Голос дяди Эдварда вывел его из оцепенения. Он подошел, коснулся руки больного и почувствовал жар, ни на минуту не оставлявший его дядю.
— Ты мне как сын, Уин, — Эдвард посмотрел на него в последний раз, — не разбрасывайся в жизни. Пусть твоя сила и ум служат только хорошему.
— Но как я это узнаю? — смущенно спросил тот.
— Господь укажет тебе верный путь, только попроси его.
Уин хотел возразить: он так горячо молился за жизнь Дяди, но Бог не услышал его. В глазах Уина появилось отчаяние. Увидев это, Эдвард сказал слабым голосом:
— Уин, я не боюсь умирать.
Упоминание о смерти больно отозвалось в сердце племянника.
— Я верю в то, что проповедовал все эти годы. Да, я верю. День смерти для меня станет праздником. Единственное, что я могу оставить тебе в наследство, — это любовь. Помни… — Глаза Эдварда подернулись дымкой.
— Я люблю тебя, дядя Эдвард…
Уин так и не узнал, услышал ли его дядя: в тот самый момент душа Эдварда Брэдфорда покинула бренное тело и обрела вечный покой.
Отец Майкл, находившийся рядом с покойным, начал читать канон об упокоении души. Закончив молитву, он тихо вышел из комнаты, оставив Уина наедине с умершим.
Спустя час Уин вышел из спальни, бледный, ссутулившийся, окончательно убитый своим горем. Он проиграл. Несмотря на все молитвы, смерть отняла у него дядю Эдварда. Он перевел взгляд на слуг, уже знавших о кончине хозяина от отца Майкла и собравшихся в холле, чтобы выразить сочувствие лорду Брэдфорду, помочь ему.
— Все кончено. — Голос его был хриплым и усталым.
— Нам очень жаль, сэр, — ответил за всех Артур. — Отец Эдвард был здесь частым гостем, мы любили его.
Уин посмотрел на него с благодарностью.
— Мы все будем скорбеть о нем, сэр, — сказал Артур. — Можем ли мы вам чем-нибудь помочь? — Он хотел предложить Уину помощь в предстоящих хлопотах. Уин и его дядя были очень близки. Артур понимал, что сейчас Уину так же тяжело, как и десять лет назад, когда он потерял своих родителей. Никто не может привыкнуть к смерти, даже если она становится частым посетителем дома, безжалостно ею выбранного.
— Нет, спасибо. Я хотел бы поговорить с отцом Майклом и потом немного отдохнуть.
— Если что-нибудь понадобится, позовите, сэр. Отец Майкл ждет вас в приемной.
— Спасибо, Артур.
Уин спустился по лестнице. Обсудив с отцом Майклом все необходимое для похорон, Уин проводил священника и отправился к себе в спальню. Там его ждала горячая ванна и ужин. Приняв ванну, Уин стал готовиться ко сну. Устало, проведя ладонью по лицу, он вспомнил, что сегодня не брился. Он посмотрел в зеркало. Можно было подумать, что он решил отпускать бороду. Поглаживая подбородок, Уин размышлял, стоит ли бриться прямо сейчас, но усталость взяла верх. Эмоционально и физически утомленный, он мгновенно заснул.
Вернувшись с похорон, Филипп и Роберт не могли дождаться вечера. Все шло отлично. В половине восьмого они станут богатыми. Они заперлись в кабинете и коротали время до вечера, попивая виски и пытаясь предположить, как скоро они сумеют найти спрятанный венец, после того как нотариус отдаст им книги. Братья были готовы немедленно отправиться на поиски этой проклятой вещицы, стоившей им стольких хлопот.
Томас Делл явился ровно в семь. Вместе с Филиппом и Робертом он пригласил в кабинет Генри и Мартина. Нотариус знал, что надвигается скандал, и был готов к нему. Он разделял мнение покойного о его сыновьях и был полностью согласен с решением Лоуренса изменить завещание.
— Если все готовы, я начинаю, — сказал Томас, усаживаясь за бюро Лоуренса и доставая документ. Он в последний раз оглядел сидевших перед ним четырех людей.
Хотя Филипп и Роберт старались сохранить печальный и серьезный вид, Томас заметил в их глазах насмешку. Они были уверены, что победили, чувство самодовольства захлестнуло их. Томасу не терпелось огласить завещание. Он начал:
— «Я, Лоуренс Энтони, находясь в здравом уме и твердой памяти, в год от Рождества Христова 1857, сего дня, 18 марта, завещаю моим верным слугам, Генри и Мартину, по 1000 фунтов каждому. Они служили мне верой и правдой все эти годы, я благодарю их. Остальное имущество, — тут Делл сделал паузу, ему хотелось произвести более сильное впечатление на Филиппа и Роберта, пусть они почувствуют то отвращение, которое их отец испытывал по отношению к ним, — я оставляю Церкви…»
— Что?! — Филипп и Роберт мгновенно побледнели.
Нотариус продолжал:
— «В течение долгих лет мой ближайший друг Эдвард Брэдфорд учил нас, что самое важное в жизни — любовь, вера, доброта. К сожалению, мои сыновья так и не поняли этого. Они выросли безнравственными и жестокими людьми. Поэтому я отказываюсь от них. С сегодняшнего дня, 18 марта 1857 года, у меня нет больше кровных родственников».
— Это не может быть правдой, — медленно и внешне спокойно произнес Филипп.
— Отец решил разыграть нас, — настаивал Роберт.
— Это не шутка. Я абсолютно серьезен. Завещание подписано Лоуренсом Энтони 18 марта 1857 года. Кроме того, имеется распоряжение о том, что вы можете оставаться в этом доме в течение пяти дней после его смерти. Подробная опись всего имущества прилагается, — закончил Делл и посмотрел на них.
— Завещание не имеет юридической силы!